— Хорошо, милорд.
Он вышел из шатра.
Ренарр подошла и села на освободившийся стул. В кожаном сиденье осталось его тепло.
— Он не признает тебя нынешнюю, — сказала Серап. — Ты падаешь слишком быстро и низко.
— Я привидение.
— Дух сожалений лорда Урусандера. Ты явилась, словно изнанка матери, перевернутый камень; если в ней он видел солнечный свет, в тебе виден лишь мрак.
Ренарр подняла правую руку, изучая тускло-белую кожу. — Запятнанный мрамор, еще не сглоданный веками. Нагая, ты кажешься снегом. Но не я.
— Это придет. Но не сразу, в соответствии со слабостью твоей веры.
— Вот как? Я облачена в собственную нерешительность?
— Зато наши враги всем являют свою испорченность.
Ренарр уронила руку. — Возьми его под меха. Его боли и содрогания… изгони эти мысли о смертности.
Серап негодующе фыркнула и спросила: — Это тебе чудится каждую ночь, Ренарр? В каждом нависшем сверху равнодушном лице? Какой-то слабый намек на бессмертие, словно роза в пустыне?
Ренарр пожала плечами. — Он превратил свою плоть в бурдюк, полный чувством вины. Развяжи узел, лейтенант.
— Ради блага Легиона?
— Если твоя совесть нуждается в оправданиях…
— Совесть. Не это слово думала я от тебя услышать. — Серап пренебрежительно махнула рукой. — Сегодня Легион поведет Хунн Раал. Будут переговоры с лордом Илгастом Рендом. Пора положить конец безумию.
— О да, он образец умеренности, наш Хунн Раал.
— Раалу дадены инструкции, все мы были свидетелями. Урусандер боится, что его появление во главе Легиона окажется слишком провокационным. Он не готов к публичным спорам с лордом Илгастом.
Ренарр метнула собеседнице быстрый взгляд и снова опустила голову. — Доверьтесь Хунну Раалу, и он устроит вам публичный спор. Не хотите говорить о битве, предпочитаете эвфемизмы?
Покачав головой, Серап сказала: — Если сегодня будет извлечено оружие, то первыми за него схватятся Илгаст Ренд и его отщепенцы — хранители.
— Уязвленные оскорблениями и загнанные в угол наглыми усмешками Хунна? Да, полагаю, ты описываешь нечто неизбежное.
Изящные брови взлетели. — Шлюха и заодно провидица. Отлично. Ты ворочалась в ночи и достигла того, о чем мечтают жрицы Матери Тьмы. Отослать тебя к Дочери Света, в качестве первой ученицы?
— Да, Синтара придумала себе такое имя. Дочь Света. Я-то считала это излишним самомнением. Теперь и ты присвоила себе право отсылать меня, куда вздумается?
— Прости за дерзость, Ренарр. В лагере есть один наставник — видела его? Мужчина без ноги. Может, он возьмет тебя под опеку. Я посоветую это Урусандеру в следующий раз.
— Ты о Сагандере из Дома Драконс, — ответила равнодушная к угрозе Ренарр. — Шлюхи болтали о нем. Но, кажется, у него уже есть послушное дитя. Дочь Тат Лорат, как мне сказали. Шелтата Лор, на которую он опирается, словно искалеченный жалостью.
Взгляд Серап отвердел. — Шелтата? Этого слуха я не уловила.
— Ты же не водишься с обозными слугами и шлюхами. То есть не всегда, — чуть улыбнулась она. — Так или иначе, с меня довольно наставников. Слишком много лет. Ох, как бережно они обращались с дочкой умершего героя.
— Им удалось отточить твой разум, Ренарр, хотя сомневаюсь, что они стали бы гордиться женщиной, которую создали.
— Многие охотно разделили бы со мной меха, сочтя сладкой запоздалую награду.
Фыркнув, Серап встала. — Что ты хотела здесь увидеть? Ты в первый раз пришла в командный шатер с самого появления в Нерет Сорре.
— Нужно было ему напомнить, — сказала Ренарр. — Я оставалась невидимой, и все же он ходил вокруг меня.
— Ты боль его сердца.
— Тут у меня большая компания, лейтенант.
— И?
— Сейчас я присоединюсь к подружкам, мы будем хихикать, с вершины холма следя за битвой. Устремим на поле жадные вороньи глаза, будем говорить о кровавых кольцах и брошах.
Она ощутила женский взгляд — целых пять ударов сердца; затем Серап вышла, оставив Ренарр одну.
Она встала и подошла к столу, разогнув завившиеся углы карты и прижав их камнями. Рассмотрела чернильные линии, отмечавшие края долины. — А, вон тот холм хорошо нам послужит. «Алчные разговоры, жадные глаза. Резкий смех и хихиканье, грубые жесты, и если мужчины и женщины, с которыми мы спали, недвижно лягут в холодную глину в низинах… что ж, их место всегда займут другие.
Алчность делает шлюхами всех».
* * *
Капитан Хеврал галопом съехал по склону. Ветер разметал сухие листья на тропе. Широкое дно долины оказалось не таким ровным, как он надеялся — небольшой подъем благоприятствовал врагу. С гребня холма, на котором Илгаст Ренд расположил Хранителей, местность казалась почти идеальной, но теперь ему приходилось пробираться, огибая ямы, скрытые кочками, безлистными кустами и кривыми деревцами; там и тут узкие, но глубокие промоины вились по склону, приглашая лошадь с тошнотворным хрустом сломать бабку. Хранители были кавалерией, полагающейся на скорость и подвижность. Увиденное его встревожило.
Хранитель с юности, он зачастую замещал командующего. Было нелегко подавить мысли о предательстве, когда лорд Илгаст Ренд освободил его от обязанностей старшего офицера. Однако он готов был исполнять приказы без единого слова жалобы, без пренебрежительных ухмылок. Да, личные обиды тревожили его сейчас менее всего. Хранители вышли походом на Урусандера; его товарищи в этот миг готовятся к бою ради нескольких сотен зарезанных в лесах селян — вот что отдавало, на его вкус, крайней степенью безумия.
Что еще хуже, у них нет достоверных данных разведки о положении в Легионе. Он собрался в полной силе? Или, как верил Ренд, лишь частично? Прагматические заботы. Сегодня они могут предстать пред всей мощью Легиона Урусандера.
«Гражданская война. Я отказывался даже думать. Драл три шкуры с любого хранителя, осмеливавшегося даже намекнуть на это. И вот я, старый дурак, осажден понимающими взглядами. Лучше буду надеяться, что не успел сжечь плащ уважения солдат. Пустые тирады — скорейший способ прослыть дураком».
Но даже дураки не лишены смелости. Они будут исполнять его приказы. Думать иначе недопустимо.
Пока что он ехал в одиночку, наблюдаемый пятнадцатью сотнями товарищей, и вез лорду Урусандеру приглашение на тайные переговоры с Илгастом Рендом. Битву еще можно предотвратить. Можно вылепить мир из нынешней неразберихи, и это вовсе не трусость. Скорее последняя попытка схватить за хвост ускользающую мудрость.
Каково будет Урусандеру под вихрем ярости Илгаста Ренда? Вот бы узреть эту сцену, пусть даже через проверченную в стене шатра дырку. Но это невозможно. Двое встретятся наедине и вряд ли снаружи будут услышаны их голоса.
На середине долины он заметил группу всадников, показавшихся у противоположного гребня. Хеврал нахмурился, лошадь замедлила бег, когда он непроизвольно ослабил поводья.
Флаг не принадлежал Вете Урусандеру. Нет, знаменосец нес цвета Первой когорты Легиона.
«Хунн Раал. Сколько можно его терпеть?»
Оскорбление было очевидным, Хеврал ощутил сомнения. И тут же резко выбранил себя. «Нет, не мне. Я не Калат Хастейн, не Илгаст Ренд. Не мне ощущать обиду. Возможно, Урусандер ждет вестей и посылает простого офицера, как послали меня». Мысль прозвучала здраво, убеждая его не придавать слишком большого значения мелочам. Понудив лошадь, он с новой уверенностью двинулся навстречу делегации.
Севегг скакала рядом с кузеном, прочие в компании Раала были привычными лакеями, сопровождавшими его в прошлый визит к Хранителям. Слухи оказались правдой. Они преобразились, кожа подобна алебастру. И все же знаки благословения Света вызывали в нем оторопь. Они ехали надменно, будто считали себя носителями опасных тайн, коих нужно и уважать и страшиться. Как многие солдаты, они хуже детей.
Сам воздух казался горьким; Хеврал боролся с желанием сплюнуть.
Откровенно являя невежливость или наглый вызов, они остановились первыми, заставляя его подъехать ближе.